Верный пес, которого ругает хозяин, казалось бы, испытывает что-то похожее на стыд: голова покорно склонена, хвост и уши поджаты. Признаки совести? Нет. Собака просто выражает подчинение.
Совесть является привилегией рациональных существ, эхом морального закона. Обратите внимание на интересный факт: несмотря на то, что именно совесть велит мне действовать и обвиняет меня, если я поступаю неправильно, она говорит мне, опираясь на авторитет больший, чем мой собственный. Она представляет собой не только смесь привязанностей и отвращений, которые у меня есть, но и внутреннего свидетеля моральной истины, закона, который направляет меня, измеряет и судит по стандартам, которые я не составлял.
Может показаться, что это ошибка или обман, что совесть не может быть тем внутренним свидетелем, которым кажется.
Одни утверждают, что совесть просто является социальной структурой, неким списком дозволений и запретов, о которых мы вместе согласились. Мы согласились плохо относиться к воровству, однако завтра мы можем передумать и начать относиться к этому хорошо.
Другие заявляют, что совесть – это набор положительных и отрицательных критериев, навязанных извне, внутренний эмоциональный остаток уроков, преподанных нам, когда мы росли. Я плохо отношусь ко лжи, но только потому, что мама научила меня не лгать, иначе я бы к этому относился хорошо.
Трети говорят, что то, что мы называем совестью, – это просто инстинкт, подсистема желаний и отвращений, общих для высших млекопитающих. Рыбки гуппи едят своих отпрысков, а приматы – нет, однако если бы приматы прошли через некоторые эволюционные процессы, через которые прошли гуппи, они бы тоже посчитали поедание потомства приятным.
Хотя подобные взгляды называются «объективными» и «научными», они являются всего лишь предрассудками материалистов. Наука и объективность должны следовать за доказательствами туда, куда они ведут, а они ведут в другую сторону. Возьмем, например, тех, кто называет совесть социальной структурой: это не объясняет, почему совесть имеет над нами власть, а просто игнорирует этот факт. Совесть говорит не так, как социальные структуры. Мы можем менять свой стиль одежды, форму архитектуры и даже религии и формы правления, однако мы не можем изменить свою совесть.
Мне не нравится приносить детей в жертву, однако если вы предположите, что когда-нибудь мне может понравиться отправлять младенцев в раскаленную печь, чтобы умилостивить силы плодородия, я буду шокирован. Почему? Потому что это неправильно. Социальная структура – это все, что мы строим, – она зависит от нас. Однако идея совести состоит в том, что она контролирует нас, хочется нам того или нет, и, как ни странно, мы считаем, что так и должно быть. Если бы мы могли ее подстраивать под себя, это была бы уже не совесть. Даже когда мы меняем свою точку зрения о каком-то конкретном аспекте того, что правильно и неправильно, мы делаем это исходя из глубоких принципов, которые наш разум не в силах изменить.
Второе утверждение, которое называет совесть остатками воспитания, несет в себе зерно истины, потому что на совесть влияет то, чему нас учат. Однако совесть выше этого, на самом деле она может заставить нас пойти против того, чему нас учили в детстве. Кроме того, единственный способ построить – это строить на уже имеющемся основании. «Не дергай сестру за волосы, – говорит вам мама. — Ты знаешь, что так нельзя делать». Вся сила ее упрека состоит в том, что на каком-то уровне вы и сами знаете, что так делать нельзя.
Вы можете возразить, что это только показывает, что когда-то мать уже научила вас этому золотому правилу. Возможно, но как? Единственная причина, по которой ребенок понимает подобное учение, состоит в том, что он сам видит, что не стоит относиться к другим так, как он бы не хотел, чтобы относились к нему.
И наконец, утверждение, называющее совесть эволюционировавшими инстинктами. В целях аргументации, предположим, что инстинкты сами по себе могут эволюционировать. Если вы хотите говорить о семейном отборе как об объяснении тому, почему млекопитающие помогают своим сородичам, флаг вам в руки. Однако скажите, почему эволюция должна награждать меня инстинктами и в то же время давать и нечто другое, что оценивает эти инстинкты и может над ними преобладать? Разве разум, появившийся в результате естественного отбора, не нашел бы способ просто удовлетворять мои самые сильные инстинкты?
Кроме того, если совесть на самом деле является инстинктом, тогда почему мы хотим одеваться как кто-то другой? Эволюционный психолог Роберт Райт (Robert Wright) утверждает, что «удивительно, что такой аморальный и совершенно прагматичный процесс, как естественный отбор, может разработать ментальный орган, который заставляет нас чувствовать, что мы прикасаемся к высшим истинам. Поистине бесстыдный замысел». Философ Майкл Руз (Michael Ruse) и социолог Е.О. Уилсон (E.O. Wilson) пишут, что «наша вера в мораль является просто адаптацией, необходимой для продолжения рода, …этика в нашем понимании – это иллюзия, подсунутая нам генами, чтобы мы стали сотрудничать (чтобы человеческие гены выжили)…заставляет нас думать, что есть объективный высший кодекс, которому мы все подчиняемся». Предпосылки к подобным аргументам состоят в том, что думая, что мы понимаем смысл своей жизни, мы будем иметь более сильную мотивацию, чтобы делать то, что позволяет нам жить достаточно долго, чтобы передать свои гены, включая, конечно, гены, которые заставляют нас искать этот смысл.
Эти бедняги ходят по кругу. Восприятие смысла может усилить мотивацию что-то делать, если мы имеем заранее обусловленную нужду его искать – при этом мы теряем интерес к жизни, если мы его не находим.
Теперь я хочу задать вам вопрос: какая адаптивная ценность может быть в потребности понимать смысл, которого нет? Почему естественный отбор не произвел животных, которые имеют волю жить, не видя того, чего нет, вместо того, чтобы сначала создать животных, которые теряют волю к жизни, если не видят то, чего нет, а затем заставлять их считать, что они видят то, чего нет? Разумный человек, не ослепленный материализмом, приходит к выводу, что мы ищем смысл не потому, что это помогает нам передавать гены потомкам, а потому что смысл — есть, и мы созданы для того, чтобы его искать.
Источник: MercatorNet.
