Музыкальные тайны собора святого Марка раскроют в Москве
Вечером 6 сентября, когда в Москве будет завершаться празднование Дня города, завернув в тихий переулок на Китай-городе, можно будет совершить настоящее путешествие в пространстве и времени. В Кафедральном соборе свв. Петра и Павла ансамбль старинной музыки Alta Capella, студенты Высшей школы музыки из города Бремен и их профессор, известный специалист в области аутентичного исполнительства Манфред Кордес представят программу «Собор Святого Марка. Музыка Венеции за сто лет до Вивальди». О том, как знаменитый собор стал центром музыкальных новаций эпохи позднего Ренессанса и почему музыка XVI столетия продолжает поражать наше воображение, рассказал художественный руководитель ансамбля Alta Capella Иван Великанов.
– Об уникальности архитектуры собора святого Марка известно много. Грамотный музыкант, пожалуй, припомнит, что с ним связан особый музыкальный стиль. Что же такого оригинального в музыке Сан-Марко, что вы решили посвятить ей отдельную программу?
– Так сложилось, что именно этот собор вызвал к жизни не только много замечательной музыки, но и определенный стиль, названный впоследствии стилем concertato. И, как это часто бывает в истории, причина тому — сугубо практическая. Дело в том, что один из епископов собора очень раздобрел, и ему стало сложно подниматься на кафедру по узенькой лесенке. Раньше он сидел напротив музыкантов, но когда его трон пришлось перенести, на старое место решили переместить часть музыкантов. Теперь два ансамбля располагались на разных галереях собора — один слева, другой справа. Не могу сказать, что музыканты сразу осознали, какие это дает возможности, но очень быстро появились сочинения, обыгрывающие новое расположение.
– Отсюда и возник знаменитый барочный эффект «эхо»?
– Именно. Идея понравилась, ее стали усложнять: расставляли в разных точках собора три-четыре ансамбля, и они друг с другом «общались». Так появились большие полихорные композиции. Вот и получается, что из практической необходимости родился новый стиль и новые жанры. Скоро при строительстве новых соборов стали учитывать этот эффект и делать галереи для музыкантов, а некоторые старые соборы перестраивали, приспосабливая их для исполнения этой музыки. Так сначала архитектура породила новый музыкальный стиль, а затем уже музыка начала влиять на архитектуру.
– Этот тип композиции называют «полихорным». Слово не для всех понятное, да и звучит немного пугающее. Можно объяснить его простыми словами?
– Слово звучит страшно, но на самом деле происходит простая штука: ансамбль (его называют «консорт») играет какую-то музыку, заведомо не очень сложную, чтобы потом не было «каши». Затем эту музыку каноном начинает повторять другой ансамбль, который стоит в некотором отдалении. А публика находится где-то в третьем месте и возникает замечательный эффект: в одно ухо она слышит одно, в другое — другое.
В этой музыке много повторений, ее принципы — принципы канона и фуги. Конечно, ансамблям не просто держать между собой контакт. В современной практике отдельно стоящие группы не перемешиваются: например, те, кто стоят справа — играют первыми, те, кто слева — вторыми; или справа стоят только струнные, слева — только духовые. А раньше было иначе: для координации (учитывая, что тогда играли без дирижера) в каждом консорте был человек из другой группы, такой засланный казачок. Ему было сложнее всех, это были самые продвинутые музыканты, они и осуществляли контакт между ансамблями. Это довольно логично, но в условиях гулкой акустики очень сложно. Сейчас редко так играют.
– А разве в таком случае не нарушается чистота самого эффекта «эхо»?
– Я бы назвал это чем-то вроде ренессансной сонористики. И чем проще музыка, тем ближе она к сонористике. В некоторых случаях обыкновенное мажорное трезвучие, «раскрашенное» и «расцвеченное» тембрами нескольких ансамблей, дает эффект, который в наше время очень сильно повлиял на творчество таких композиторов, как Пярт или Тавенер.
– Кого считают основателем новой композиторской школы собора Сан-Марко?
– Сложно сказать, но, по-видимому, это был Адриан Вилларт, нидерландский композитор, ученик Орландо Лассо, который приехал работать в Венецию. Он стал родоначальником нового венецианского стиля, который потом распространился по всей Европе и беспрецедентным образом повлиял на историю европейской музыки. Многие именно оттуда ведут отсчет эпохи барокко. Через Вилларта связана полифония Лассо и Палестрины с полифоническим стилем, который возник в Венеции в начале XVII века — в произведениях Монтеверди и Шютца.
– Для концерта вы отобрали сочинения четырех композиторов: Андреа и Джованни Габриели, Джованни Кроче и Клаудио Мерулло. Почему остановились именно на них?
– На посту капельмейстера и органиста Сан-Марко друг друга сменило много замечательных композиторов, творивших для этого собора. Всегда есть наиболее яркие фигуры, но чем раньше эпоха, о которой идет речь, тем сложнее их выделить, потому что музыка старых мастеров часто кажется нам довольно похожей. Нам сложнее уловить индивидуальный стиль, так как у композиторов того времени не было задачи прославиться своей оригинальностью или воплотить свое «я» — они писали музыку для того, чтоб молиться Богу. Но у тех четырех авторов, которых мы будем играть, есть подлинные шедевры, которые сразу запоминаются. Кроме того, они написали много музыки, повлиявшей на ход европейской музыкальной истории. Конечно же, ключевая фигура — Джованни Габриели, учитель Генриха Шютца. Не будь его, не было бы не только Шютца, но и Баха, и всей великой немецкой традиции. Он великий новатор. Он перенес эффект «эхо» в инструментальную музыку и едва ли не первым стал обозначать, для какого инструмента предназначена каждая нотная строчка в партитуре, то есть начал фиксировать инструментовку. Кроме того, он первый в своей сонате, которую впоследствии назвали «Пиано и Форте», зафиксировал музыкальную динамику. До него это встречалось лишь эпизодически.
– Насколько точно вы планируете воспроизвести на концерте в соборе святых Петра и Павла акустические эффекты, на которые рассчитана музыка композиторов Сан-Марко?
– У нас тоже будут задействованы галереи, но как именно музыканты будут расставлены я, признаться, еще сам не знаю. Руководитель этого проекта Манфред Кордес изучал собор по фотографиям, но будет ориентироваться на местности. Главное, что это собор, в нем есть купол и соответствующая акустика. А вот задачи расставить всех максимально далеко друг от друга никогда не было: нам из XXI века кажется, что надо усилить фокусы, а композиторы того времени к этому вовсе не стремились. Однажды в соборе Непорочного Зачатия я пытался исполнять одну канцону, когда одна группа стоит у алтаря, а другая — на балкончике на противоположной стороне. Это безумно большое расстояние, нам приходилось играть на полтакта вперед, что технически очень сложно.
– Ваш ансамбль Alta Capella специализируется на игре на исторических инструментах. Мы их услышим и в этом концерте?
– Безусловно. Манфред Кордес с этом смысле бескомпромиссный музыкант. Я человек более компромиссного склада просто потому, что живу в России и не хочу, чтобы мы играли в пять раз реже, чем можем. У нас «стерильные» условия возможны редко. Но в данном случае часть исполнителей приезжает из Германии, и среди них есть музыканты, играющие на таких инструментах, которые невозможно найти в России. Например, дульциан (старинный фагот) у нас есть, причем чуть ли не единственный в городе, но он другого строя, не того, который нужен для этой программы. Поэтому из Германии, среди прочего, приедет музыкант, который будет играть на дульциане нужного строя в 440 герц.
– Какие еще необычные инструменты будут звучать в этом концерте?
– Ну, для нас они уже вполне обычные. Будут цинки, причем играть на них будут не только те корнетисты, к которым в Москве уже привыкли — Максим Емельянычев и я, — а исполнители из Германии. Будет множество сакбутов (это старинный тромбон): от мала до велика — альтовый, теноровый, басовый. Струнные инструменты — барочные скрипки и виолы да гамба. И, конечно же, группа continuo — орган позитив и теорбы. Continuo —принципиальная вещь, ведь его идея появилась именно в эту эпоху. Возникла она по разным причинам. Например, если у вас канцона на 16 голосов, а двое или даже пятеро музыкантов заболели, то органист, будь добр, играй все недостающие голоса.
– Вы говорите об этой музыке с точным знанием деталей. По каким источникам вы ее изучали?
– Ездил на мастер-классы, к нам на фестиваль приезжали музыканты, которые специализируются на эпохе, которая больше всего представлена на нашем фестивале. В прошлом году мы впервые в России исполнили «Вечерню Пресвятой Девы Марии» Монтеверди, а музыку Шютца, ученика Габриели, мы исполняли неоднократно, в том числе в Концертном зале имени Чайковского с Владимиром Юровским. Так что в каком-то смысле нынешний концерт для нас не новость. Новое то, что это совместный проект, в котором кроме профессора из Германии принимают участие и его ученики.
– Что это за коллектив?
– Это студенты и выпускники Бременской высшей школы музыки — бременские музыканты (смеется). Сам Манфред Кордес — очень уважаемый профессор и руководитель факультета старинной музыки Бременской школы. Интересно, что среди студентов есть и двое из России. Это тенор, с которым я не особо знаком, и Александра Михеева, которая регулярно выступает у меня в ансамбле, но учится в Бремене и выступает как немка.
– Насколько сложно было сейчас осуществить такой проект, привезти музыкантов из Германии?
– Сложно. Хотя это обменный проект между Московской консерваторией и Бременской школой музыки, нам самим приходилось решать много проблем. Но я надеюсь, что результат все окупит.
Беседовала Наталия Сурнина