Российская наука переживает очень сложный период. Судьба Российской Академии Наук определена, РАН постепенно превращается в обычный клуб ученых, пусть и великих, которых постепенно лишают реального влияния на развитие научной мысли и организацию научных исследований в стране. О том, куда сегодня движется российское научное сообщество и останутся ли в России ученые, рассказал REF News Заместитель президента РАН, доктор экономических наук Владимир Викторович Иванов.
В каком сегодня состоянии находится отечественная наука? Нужны ли России ученые сегодня?
Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо уточнить, что в современном понимании наука – это понятие достаточно широкое. В самом общем виде есть наука фундаментальная и есть прикладная. Задача фундаментальной науки – получать новые знания об основах мироздания, о Природе, Человеке, Обществе. Прикладная наука обеспечивает на основе фундаментальных научных результатов разработку новых технологий.
Исходя из этого российская наука и решает широкий спектр задач. Для современного российского общества необходимо решить всего одну проблему: доведения в обозримый период качества жизни до уровня развитых стран. Но решить эту задачу можно только объединив усилия государства, науки, бизнеса и общества. Фундаментальная наука интернациональна по определению. Достижения фундаментальной науки являются достоянием всего человечества. Российские ученые традиционно являются активной частью мирового научного сообщества. Примеров тому можно привести много: Объединенный институт ядерных исследований в Дубне, работа российских ученых в ЦЕРНе и на строительстве ИТЭР, Международная космическая станция и т.д. Недавнее открытие гравитационных волн также не обошлось без российских ученых. Работы в этом направлении, в частности, велись учеными Отделения физических наук РАН в рамках программы фундаментальных научных исследований государственных академий наук.
Но надо иметь в виду, что интеграция – это не самоцель, а инструмент развития науки в целом. Фундаментальная наука и решает задачи в глобальном масштабе. Но сейчас на первое место вышла проблема системного терроризма. Один из способов решения этой проблемы связан с использованием современных технологий. Как решается эта задача, мы периодически узнаем из информационных источников. Российская наука в целом должна быть ориентирована в первую очередь на решение проблем России. В этом плане трудно согласиться с подходом, который очень часто высказывают разработчики различных стратегических документов, что основная цель науки – интеграция в мировое научно-технологическое пространство. Такая интеграция есть не цель, а инструмент, который позволяет привлекать в страну лучший мировой опыт.
Реформа РАН, насколько нам известно, стала для Академии полной неожиданностью. Прошло уже достаточное время с момента фактической ликвидации РАН, чтобы сделать первые глобальные выводы о результатах реформы. Что изменилось в научном мире России с появлением ФАНО?
Что касается научных результатов, то особого изменения ситуации не видно. Однако наблюдаемые тенденции вызывают определенные опасения. Прежде всего, это касается роста бюрократизма и заорганизованности. Основное внимание уделяется не научному результату, а отчетности. Самой большой проблемой является то, что ФАНО значительно превышает свои полномочия как органа, отвечающего за административно-хозяйственную деятельность институтов, и активно вторгается в несвойственную для него область формирования научной и научно-технической политики. При этом предлагаемые новшества фактически отбрасывают науку России в прошлый век, не говоря уже о том, что их содержание вызывает определённые опасения в научной среде, а обсуждение отнимает слишком много времени, которого всегда не хватает.
Проблема заключается в том, что не выполнен ряд базовых положений 253-ФЗ, а именно: не решены вопросы научно-методического руководства Академией научными организациями и организациями высшего образования; разрушена территориальная структура РАН, а фактически — единое научное пространство страны; РАН фактически отстранена от участия в разработке и экспертизе государственных решений в области науки, образования, инноваций. Кроме того, законом «Об образовании» фактически была разрушена система подготовки научных кадров высшей квалификации. Теперь аспирантура определена не как первая ступень научной карьеры, а как ступень образования. При этом перед аспирантами даже не ставится задача защиты диссертации.
Кроме того, в последнее время произошли принципиальные изменения и в кадровой политике. Руководство ФАНО считает, что руководить научными институтами от директоров до завлабов должны не ученые, а менеджеры, а по сути — хозяйственники. Трудно предположить, что передача власти хозяйственникам будет способствовать развитию науки. Где бы была наша наука, да и страна в целом, если бы во главе Атомного и Космического проекта стояли не выдающиеся ученые и инженеры, а сегодняшние «эффективные менеджеры»?
В плане решения социальных задач фактически была ликвидирована система медицинского обеспечения, что сильнее всего ударило по научным сотрудникам.
Также наблюдается неуклонное снижение финансирования фундаментальной науки, что обусловлено как общей ситуацией в стране, так и возросшими скрытыми затратами на административно-хозяйственную деятельность, разбалансированностью системы управления. Очевидно, что на реструктуризацию институтов дополнительных средств из бюджета не выделялось, но этот процесс требует денег, а взять их можно только из науки. К сожалению, таких экономических оценок не проводилось, как, впрочем, и последствий административной реструктуризации.
В целом следует признать, что отсутствие чёткой и внятной государственной научной политики и несовершенство законодательства привели отечественную науку к системному кризису. И чем скорее будет принята Стратегия научно-технологического развития, решающая системно вопросы развития науки и технологий, чем больше шансов минимизировать нанесенный ущерб.
Совсем недавно президент РАН В.Е. Фортов, заявил, что РАН (цитируем) «как никто другой понимает необходимость и срочность всех изменений, которые должны быть проведены». В итоге, зачем была проведена эта реформа, если она привела к системному кризису в науке?
Начнем с того, что реорганизация фундаментальной науки фактически была направлена на ликвидацию Российской академии наук как научной организации мирового уровня, которая к тому же является культурным достоянием страны. Фактически авторы этой спецоперации уничтожили институт, который являлся бесспорным конкурентным преимуществом СССР, обеспечивал научное сопровождение решения многих вопросов обеспечения жизнедеятельности государства, в том числе обороны и безопасности страны. Согласно опубликованной стенограмме заседания Правительства России 27 июня 2013 года, на котором рассматривался законопроект о РАН, Д.В. Ливанов, докладывавший законопроект, видел картину преобразований академии наук следующим образом: «В течение трех месяцев с момента вступления в силу законопроекта Правительством Российской Федерации назначаются ликвидационные комиссии Российской академии наук, Академии сельхознаук и Академии меднаук. Устанавливаются также порядок и сроки ликвидации в соответствии с законодательством Российской Федерации». Чтобы понять, на каком уровне проведена эта спецоперация, нужно отметить, что у РАН были отобраны музеи, включая Кунсткамеру, и архивы, в которых хранилась история развития отечественной науки за последние без малого 300 лет. Авторы закона приложили максимум усилий, чтобы вычеркнуть Российскую академию наук из истории России. Только вмешательство Президента России В.В. Путина позволило притормозить (но не остановить) полный разгром академической науки.
По поводу эффективности следует заметить, что по количеству публикаций в высокоцитируемых международных журналах Академический сектор до 2013 года опережал вузовский и отраслевой вместе взятые, хотя на долю РАН приходилось всего около 20% бюджетных «научных» средств. Сейчас появились предварительные данные, показывающие тенденцию к сокращению в последнее время доли академических публикаций, но в целом все равно это больше половины.
Что же касается реформ академического сектора науки, то они, безусловно, были необходимы. Более того, в ходе выборов президента РАН в мае 2013 года планы реформ были предложены претендентами на пост президента РАН Ж.И. Алферовым, А.Д. Некипеловым и В.Е. Фортовым и подробно обсуждены. Но к сожалению, чиновничий реформаторский зуд возобладал над здравым смыслом.
То есть, фактически Россия обречена на отставание в научных исследованиях не только от стран Запада, но и от наших партнеров по БРИКС? Нас уже Иран догоняет по количеству научных публикаций. Поможет ли нам впервые созданная Стратегия НТР до 2035 года изменить ситуацию в лучшую сторону?
До настоящего времени в России Стратегии научно-технологического развития не было. Впервые предложения о необходимости разработки такого документа были высказаны представителями РАН на конференции, проводимой заместителем Председателя Правительства Д.О. Рогозиным в рамках форума «Технопром-2014» в Новосибирске. Проблема заключается в том, что за последние 15 лет не было выполнено ни одного стратегического документа, направленного на развитие науки, технологий, инновационной деятельности. Более того, в ряде случаев принимались решения, прямо противоречащие изложенным позициям. Так, например, ликвидация РАН как научной организации мирового уровня не была предусмотрена ни одним документом, включая Стратегию национальной безопасности.
В результате этого страна попала не в «нефтяную зависимость», как часто приходится слышать, а в технологическую, что стимулировало введение санкций против России со стороны ряда стран.
Утвержденная Президентом России В.В. Путиным в последний день прошлого года Стратегия национальной безопасности, по сути, является документом, объединяющим вопросы национальной безопасности, вопросы научно-технологического развития и вопросы социально-экономического развития. Представляется, что все разрабатываемые стратегические документы должны быть направлены на обеспечение национальных интересов и национальных приоритетов, сформулированных в этом документе. О ключевой роли научно-технологического развития говорилось на заседании Совета по науке и образованию при Президенте России 21 января т.г. Согласно итоговому документу, Стратегия научно-технологического развития определена как один из ключевых документов в части обеспечения национальной безопасности.
Переломить известные негативные тенденции можно, если принять политические решения, направленные на обеспечение научно-технологического паритета России и стран – технологических лидеров. Подробно это изложено в проекте Концепции Стратегии научно-технологического развития России, подготовленной в РАН и уже прошедшей широкое обсуждение на многих площадках. При этом надо добиваться безусловного выполнения принятых решений. Главным условием успеха является восстановление конструктивного диалога между властью и научным сообществом.
Основная критика в адрес ученых заключается в том, что они требуют на свои исследования много денег и при этом не гарантируют выхода научной продукции.
Основная проблема, которая сейчас беспокоит научное сообщество, – это административно-бюрократический диктат. Далее идут проблемы зарплат, кадров, оборудования. Очевидно, что решить эти проблемы можно только обладая достаточными финансовыми ресурсами. И именно поэтому одним из майских (2012 г.) Указов Президента России В.В. Путина было установлено, что к 2015 году в структуре ВВП доля науки должна составить 1,77%. Но этот Указ выполнен не был.
Заметим, что в развитых странах доля науки в структуре ВВП превышает 2%, а согласно целевым ориентирам ЕС, должна составлять не менее 3% ВВП. А если учесть разницу в объеме ВВП, можно оценить и реальное финансовое состояние российской науки. Например, согласно распоряжению правительства, объем финансирования программы фундаментальных научных исследований государственных академий наук в 2016 году составляет около 80 млрд.руб. Это примерно бюджет одного не самого крупного американского университета.
Действительно, есть оценки, согласно которым Россия по бюджетному финансированию занимает 5 место в мире. Но это очень лукавые цифры, поскольку надо оценить разрыв между Россией и странами-лидерами не в относительных единицах, а в абсолютных, по «гамбургскому счету». При этом и по публикационной активности мы также находимся примерно на уровне чуть выше 2%. Это подтверждает тот факт, что научная продуктивность напрямую связана с объемами финансирования.
Кроме того, в 90-е годы в стране была фактически ликвидирована приборная промышленность, и поэтому теперь научное оборудование, комплектующие, реактивы и т.д. поставляются в основном из-за рубежа. А покупают его не за % ВВП, а за реальные деньги.
Одной из проблем является рациональность использования бюджетных средств. Если брать фундаментальную науку, то до 2013 года такой проблемы не стояло – все средства шли непосредственно на проведение фундаментальных исследований. Можно обсуждать механизмы распределения этих средств, но то, что деньги шли туда, куда положено – это факт.
С созданием ФАНО ситуация резко изменилась. Прежде всего, как минимум в 4 раза возросла бюрократическая нагрузка на научные организации. Это в свою очередь требует подключения к этой работе и людей и финансов. По понятным причинам директора институтов это не афишируют, но чудес-то не бывает: сами собой бумаги не пишутся. Таким образом, за те же деньги возросло количество исполнителей бюрократических документов в научных организациях. Если считать только по директорам, которых ФАНО считает не учеными, а администраторами, то административно-бюрократический аппарат увеличился еще на 700 человек. Следовательно, за «научные» деньги произошло увеличение бюрократического аппарата. При существующем уровне чиновничьего давления на науку рассуждать о перспективах роста весьма проблематично.
Теперь о результатах и запросах общества. Что касается результатов фундаментальных исследований, то их практическая значимость проявляется не сразу. Например, такие фундаментальные открытия, как электричество, радиоактивность, лазеры, гетероструктуры и многие другие нашли свое практическое применение через 20-40 лет, но при этом качественно изменили жизнь человечества. Поэтому сейчас нельзя предугадать, какие сегодняшние результаты получат свое развитие в перспективе. Но, очевидно, что ценность результатов фундаментальных исследований непрерывно возрастает. Так, например, когда Ньютон формулировал законы механики, вряд ли он думал о том, что по этим законам будут летать космические корабли. А если это перевести на экономику, то можно сделать вывод, что фундаментальная наука окупила свое существование на все время существования человечества.
У фундаментальной науки есть еще один выход – образование. Все учебники написаны на основе фундаментальной науки. И если учесть, что бесплатного образования не бывает, а студент приходит на лекцию не для того, чтобы на профессора посмотреть, а, чтобы знания получить, то напрашивается простой вывод: глобальный бюджет образования есть ни что иное как коммерческое отражение результатов фундаментальной науки. И интерес общества как раз в этом и состоит – в повышении качества образования.
Но здесь есть другая проблема. В 2004 году был провозглашен тезис, что система образования России должна переориентироваться на подготовку квалифицированных потребителей. Этот подход кардинально отличается от СССР, где образование ориентировалось на подготовку творцов. (Заметим, что о необходимости ликвидации советской системы образования в очередной раз говорил Г.О. Греф на недавнем гайдаровском форуме). А что такое квалифицированный потребитель с дипломом инженера? Это специалист, который может воспринять уже готовые технологии, но не может их разрабатывать или хотя бы совершенствовать. Для подготовки квалифицированных потребителей не требуется фундаментальной науки, а необходимы лишь инструкции, написанные разработчиками продукции и технологий. Представляется, что в этом плане государственная политика в области образования идет вразрез с интересами общества, которое заинтересовано в подготовке творцов, а не исполнителей. Хотя и без исполнителей невозможно.
Если же рассматривать прикладную науку, то основными потребителями ее результатов являются разработчики и заказчики новой продукции. В том, что касается обеспечения выполнения конституционных норм, — это государство. В этом плане наука в основном выполняет свою роль, что обусловлено, например, ресурсным обеспечением работ, выполняемых в интересах безопасности страны, политикой, проводимой ГК Росатом и рядом других компаний.
Что же касается продукции гражданского назначения, то тут дела обстоят иначе. Не секрет, что современный российский бизнес мало ориентирован на разработку собственной наукоемкой продукции гражданского назначения. Основные потребности покрываются за счет зарубежных поставок. А поскольку нет потребностей, то нет и заказа на разработку технологий. Парадокс заключается в том, что в сектор прикладных исследований идут основные средства бюджета (примерно 70-80%). Но без собственных технологий невозможно запустить полный инновационный цикл, обеспечивающий развитие экономики. Ситуация с инновациями недавно обсуждалась на совещании у Председателя Правительства Д.А. Медведева, где обращалось внимание на недостаточную эффективность Сколково, Роснано, РВК, т.е. структур, которые специально создавались под развитие прикладных исследований, разработку новых технологий и их реализацию в производстве.
Но здесь следует отметить, что сложившаяся ситуация обусловлена не чьим-то злым умыслом или недостаточной квалификацией, а, прежде всего, государственной политикой по отношению к науке, образованию, инновациям. Поэтому, если есть желание изменить картину, то необходимо формулировать новую политику, включая изменение системы целеполагания, и уже под нее формировать систему управления, подбирать кадры, подтягивать ресурсы и т.д. Но то, что система управления наукой и инновациями неэффективна и затратна, – это очевидно. И без создания новой системы управления, основу которой составляют не «эффективные менеджеры», а высококвалифицированные специалисты и ученые, проблем технологического развития не решить.
Задачи для научных исследований – кто их формулирует, ставит? Теперь государство в лице ФАНО?
Для фундаментальной науки задачи ставят сами ученые. Тут есть много различных механизмов. Но в конечном итоге окончательные рекомендации вырабатываются на уровне квалифицированного научного сообщества, которым в России является Российская академия наук. Кроме того, существующая в стране система поддержки науки через научные фонды способна обеспечить поддержку новым перспективным направлениям, которые пока еще не получили признания.
Административное воздействие на фундаментальную науку всегда приносит вред. Это доказано на многих исторических примерах, самым ярким из которых является ситуация с наукой в Германии в 30-годы прошлого века.
А вот как государство должно взаимодействовать с наукой хорошо иллюстрируется практикой реализации в СССР главных инновационных проектов XX века: атомного и космического. Государство сформулировало четкие цели, обеспечило их ресурсами и предоставило ученым полную свободу действий в решении научных задач.
Общество, конечно, имеет право формулировать свои пожелания к науке. И, вообще говоря, государство именно для этого и существует, чтобы решать задачи общества. Другие механизмы общественного заказа пока еще не нашли широкого применения, да и само существование их в обход государства вряд ли возможно.
Что же касается ФОИВ, тот это есть органы исполнительной власти, т.е. они выполняют исполнительские функции. В рамках своих полномочий они, безусловно, могут ставить задачи и перед наукой, подкрепляя их необходимыми ресурсами. Но не должно быть такой ситуации, когда ставится задача, а ресурсы ученые обязаны искать сами.
Стоит ли сегодня говорить о критериях конкурентоспособности научных организаций? Чем мерить и на что ориентироваться научным институтам в этом контексте?
Прежде чем говорить о критериях, неплохо бы определить само понятие «конкурентоспособность научных организаций». Насколько мне известно, такого общепризнанного понятия нет. Да и непонятно, зачем это надо. Трудно представить, по каким «критериями конкурентоспособности» можно сравнить работу физика-теоретика и физика-экспериментатора, математика и биолога, химика и историка и т. д.
Представляется, что нельзя рассматривать науку в отрыве от всего социально-экономического комплекса страны. Сейчас наиболее адекватным показателем национальной конкурентоспособности является уровень качества жизни. Обеспечив высокое качество жизни, государство сможет решать любые другие вопросы, поскольку люди являются главным ресурсом. Качество жизни напрямую зависит от многих факторов: уровня фундаментальной науки, образования, научно-технологического развития и т.д. Конкурентоспособность науки определяется мерой ее востребованности для решения задач повышения конкурентоспособности государства.
Что же касается разработки критериев конкурентоспособности научных организаций, то, на мой взгляд, сама постановка этого вопроса является попыткой реализации одного из способов «честного отъема денег», как говаривал Великий Комбинатор.
За последние десять лет на разработку различных способов оценки эффективности, результативности и других показателей деятельности научных организаций были направлены значительные финансы, затрачены значительные временные и человеческие ресурсы. Результат – отсутствует, но снова просят деньги на эти же цели.
Проблема заключается в том, что наука является высококонкурентной средой. Но конкуренция в науке отличается от конкуренции в бизнесе. В науке цель конкуренции – получить научный результат раньше других, а в бизнесе – убрать конкурента любой ценой (про это, кстати, говорил Г. Форд, а уж он-то хорошо разбирался в проблеме). Ученые лучше всех знают, кто и как работает в конкретной области. И только они могут определить уровень полученных результатов. Любое внешнее вмешательство в этот процесс только приведет к хаосу и неразберихе.
