Сергей Брикса — один из самых узнаваемых постсоветских христианских музыкантов и исполнителей 90-х, автор знаменитых песен «Я буду славить Господа Христа» и «Вифлеемская звезда», давно покинул пределы родной Беларуси и уже больше 20 лет проживает в США. Но и там продолжает творить и записывать альбомы, время от времени отправляясь в туры. В преддверии юбилейного концерта с симфоническим оркестром, запланированного музыкантом, наш обозреватель REF News встретился с ним и пообщался по душам.
Прошло золотое время под названием «90-е», когда отечественная христианская музыка была востребованной. Сегодня интерес к ней даже у самих христиан, кажется, пропал. Видишь ли ты ощутимую разницу между тем временем и сегодняшним днем?
В девяностые годы, после Перестройки, христианской музыки, как таковой, еще не было. Была в 80-х рок-группа «Трубный Зов», об остальных протестантских командах того времени я лично не слышал. Потом, когда началось постсоветское пробуждение, музыканты, приходившие к Богу, начали записывать свои песни, основанные на их новом мировоззрении. Тогда в Беларуси появились «Новый Иерусалим», Дмитрий Даукш, я — Сергей Брикса, «Пилигрим» и «Спасение». «Спасение» были первыми, но о них узнали позже, потому что они долгое время играли в консервативной среде и годами не вылезали оттуда. Но если сравнивать 90-е с нынешним временем, то теперь музыка стала другой. Компьютеры, технологии… Но, как ни странно, при всех технических наворотах, новых ярких команд в Беларуси не появилось. Кроме, пожалуй, группы Nuteki. Вот и разница.
Ты уже 20 лет живешь в Америке. Туда уехало немало известных христианских артистов. Но регулярно играют единицы — играешь ты, играют Imprintband, а об остальных не особо-то и слышно. Там есть востребованность для наших музыкантов хотя бы в славянской среде или же американский быт засасывает, а творчество заканчивается?
Если говорить об Америке, наших христианских артистов, способных работать профессионально, там немного. Да, есть Imprint, которые дают регулярно туры. А в целом люди постепенно американизируются, идут на несвязанные с творчеством работы. Христианского славянского шоу-бизнеса как такового там вообще нет. Американский же шоу-бизнес имеет телевидение, радио, рекорд-лейблы. Есть артисты уровня Тоби Мэка, Newsboys, Jars of Clay. Но, к примеру, я и Imprint при всей творческой активности там варимся в собственном соку. Проявить себя мы можем, отправляясь в туры сюда, в наши страны. То есть Imprint — на Украину, где они очень популярны, я могу приезжать в Беларусь или в Россию и делать концерты. Там же (в США) мы больших концертов не играем. Собрать небольшие залы в Америке мы можем иногда, но там не соберешь столько людей, сколько мы собираем здесь. Причиной является языковой барьер. Если я и Imprint запоем по-английский, а мы уже записывали англоязычные песни, это будет, вроде, нормально, но мы устоялись как исполнители на русском. Кроме того, некоторые отдельные исполнители, стараясь петь на английском, поют так, что хочется спрятаться под стол от стыда за них. Ухо режут их «ту би», «кантуми», «тугезер»…
У тебя же была реальная возможность поработать с продюсером Тоби Мэка. Почему не срослось?
Здесь моя вина. Меня Кристофер Стивенс (продюсер Тоби Мэка) нашел в 2008-м году после того, как увидел мой клип на песню «Somebody say». И когда я к нему приехал, Тоби Мэк как раз записывал свой альбом Welcome to Diverse City. Послушав меня, Стивенс ответил, что я молодец и музыка симпатичная, но в текстах чувствуется, что они переведены с русского на английский, и есть проблема — «прононсиейшн», то есть наличие акцента. Как бы ни пели наши на английском, будь то Сергей Лазарев или еще кто-то, все равно чувствуется американскому уху, что поет не носитель языка. Поэтому лучше петь на своем языке, если ты приезжий. А в целом, я побоялся идти на риск — начинать среди американцев с нуля. Я побоялся покидать зону комфорта.
Но с акцентом ведь твоим можно было что-то сделать. Свести его до минимума. Примеров много.
Безусловно. Если даже сравнивать 2008-й и сейчас, я на английском пою уже намного лучше. Но когда я в 2005-м записывал свой первый английский альбом Welcome To Your Life, тогда «акцент» был действительно проблемой. И тем не менее, я считаю, что я славянин, я родился в городе Минске, воспитан я на русском языке. Пусть даже у белорусов был свой говор «чаго табе трэба?». Есть говор такой у нас — «песняровский», «мулявинский», сразу выдающий, откуда я родом.
У тебя большая схожесть с Тоби Мэком, в ходе знакомства он не предлагал заменять его на концертах, когда он, например, занят или остуствует?
У нас схожесть есть. Одинаковая бородка, и очки мы носим одинаковые — Ray Ban в синей оправе. (Смеется)
Есть артисты, как упомянутые Nuteki, которые хотят заинтересовать своей музыкой Запад и даже иногда старательно поют на английском. Например, москвичи Miro вообще поют только на английском языке, насколько мне известно. Есть ли смысл пробовать пробиваться на западный рынок и пытаться там кого-нибудь заинтересовывать?
Ну, я думаю, лучше здесь петь на английском. Старой школе, например мне, сложнее, новым ребятам проще. Я, кстати, слышал пару московских бэндов, поющих на английском, и я бы никогда не подумал, что это российская группа. Там девушка пела на «бритише» просто идеально. Очень неплохая музыка к тому же. Но это новое поколение. Я же говорил о певцах, состоявшихся на русском. Новое поколение живет другой музыкой и культурой, я думаю, сегодня из молодежи не все знают, кем был Мулявин. Это уже не их музыка.
Ну, а перспектива одна: петь на английском в надежде, что тебя заметит западный продюсер. Но, опять же, это сложно. Можно сравнить свой уровень с Coldplay, Боно и сделать выводы про западный рынок.
Так есть ли вообще смысл на что-то рассчитывать?
Всегда есть смысл что-то делать. Я не делаю музыку для прорыва. Просто музыка прет из меня, и я ее записываю. Впереди мой большой концерт, посвященный моему 50-летию. Я просто готовлю и пишу песни, которые из меня льются. Я просто делаю.
Ты переживаешь творческие неудачи? Бывает ли острое ощущение невостребованности?
Да. Особенно последние годы. Но я последнее время больше работаю продюсером, чем исполнителем. Человеком, который делится опытом с молодыми талантами. Я как музыкант, композитор и аранжировщик открыт для многих. Много молодежи с красивыми голосами, новым восприятием музыки, но не всегда у них есть материал. Поэтому я, как человек с багажом, могу им помочь. Я всегда стараюсь идти в ногу со временем, слушать новую музыку. Многие ведь мои одногодки застряли на Deep Purple. Я даю им послушать Coldplay или что-то из топов Биллборд, но они уже настроены на то, что вся новая музыка «отстой». Чтобы не застрять на одном уровне, надо идти в ногу со временем. Вот прямо сейчас по радио играет песня (звучит голос и музыка артиста в стиле ар’н’би). Почему эта песня играет? Потому что она актуальна. Это не моя музыка, но почему я не могут попробовать поиграть в таком стиле?
Свои самые известные песни ты записал, когда жил еще в Беларуси. Но, пока ты жил в Минске, все песни у тебя были какими-то грустными, а когда переехал в Америку, твои репертуар заметно повеселел.
Чуть-чуть. Я согласен (смеется). Я вообще по характеру холерик. Я когда в американской студии работал, я ошарашивал своим темпераментом всех. Один американец даже сказал, что с утра я ношусь, как заводной, ору, что-то кручу и настраиваю. Из меня прет энергия. Но когда я сажусь записывать песню, из меня прет сплошной минор. Я ему потом ответил, что у славян в основе лежит «грусть». Американцы мажорные (демонстративно поет веселую американскую мелодию). А у нас все грустное: ля-минор, ми-минор. Минорность есть у меня в каждом альбоме, даже в тех, которые задумывались веселыми. Такая у нас душа.
Ты оторвался от своей знакомой среды, уехав в эмиграцию. Тебя окружают другие люди. Чувствуешь ли ты дискомфорт как творческий человек, который хочет там петь, но не всегда есть кому?
Я там все равно продолжаю общаться со славянами. Но трудность в том, что там тех, кому интересно мое творчество, не так много. Не так много тех мест, куда можно прийти и предложить себя как музыканта. При всем хорошем тамошнем быте, мне иногда хочется уехать и поиграть тут. Посетить Украину, Россию, поиграть в больших церквях Киева, Ярославля, Санкт-Петербурга, Минска. Когда ты что-то получаешь, ты должен это разделить. Для этого должны быть люди, с которыми можно разделить. Я не могу долго сидеть без туров. Когда я долго сижу без поездок, подкрадывается депрессия. Поэтому, когда я записываю альбом, мне надо куда-нибудь потом поехать. Не важно куда именно, но туда, где я востребован: Германия, Израиль, Прибалтика — не важно. Еду туда, где меня ждут.
Сегодня музыка имеет некий декоративный характер. То есть она перестала пленять умы миллионов. Сегодня это прикладная сфера развлечения, не более. Да, артисты собирают стадионы, будь-то Coldplay, Muse или «Ленинград». Но за музыкой, за рок-музыкой уже никто не идет, как в 60-70-х или как у нас в 80-х шли за расцветшим буйным цветом русским роком. Будут ли новые волны, новые музыкальные революции? Или пора искать новое и революционное в других сферах?
Мое мнение: ничего не будет! Все! Баста! Все самое лучшее уже было. Новое и яркое есть, но все идут по кругу. «Битлы» сыграли все, и «у-е», и «а-у», и «е-е-е». Все это уже было. Сегодня популярна простота. Мне кажется, будущее за минимализмом, пафос смоется. Люди устали от наносного, все хотят искреннего и честного. Даже превалирующая электронная музыка в роке… Все лучшее в этом уже исполнили Duran Duran и Depeche Mode. Сегодня есть альтернатива всему этому — «шансонская попса», «современная блатата». Дикий ужас. А в целом в современной музыке тексты все чаще просто меняются с «у-у-е» на «ху-ху-е». Все идет по кругу.
С момента выхода твоих самых известных песен «Я буду славить» и «Вифлеемская звезда» ты выпустили уже много альбомов. Но народ хочет слышать не твое новое, а хорошо известное старое. У тебя не возникает желание сказать им: «Да послушайте вы мои новые песни!»? Или ты реально понимаешь, что когда-то ты действительно написал что-то очень-очень важное и многими горячее любимое?
Все хотят старое и знакомое. Но творческий человек, если хочет развиваться, не может стоять на месте. Невозможно всю жизнь записывать одну и ту же песню. Ну, по крайней мере, я не могу. Пока пишу альбом, он мне интересен. Я его записал и уже забыл о нем. В голове рождается что-то новое. Иногда хочется электроники, иногда скрипок. На своем юбилейном концерте, который состоится в Минске в ноябре, я вообще буду играть с симфоническим оркестром. Не исключено, что и мой следующий альбом будет с оркестром. Возможно, поработаю с Вадимом Калацеем, он очень хороший поэт. Но люди хотят узнаваемого. Я был на концерте Стинга, все ждали «Shape of My Heart», «Fragile», «Englishman in New York», «Fields of Gold», «Roxanne». Но помню, он пошел на принцип и играл только рок-номера, хотя я ждал узнаваемые песни. И, думаю, не только я один. Людям можно играть новое дозами, ведь они хотят слышать узнаваемое. Тем, кто слушал меня в период «Я буду славить», «Я боль твою возьму» и «Вифлеемская звезда», им хочется их услышать, и я всегда их играю. Но я стараюсь двигаться вперед. Прежней может быть только жена, все остальное должно обновляться.
Но ты сам понимаешь, что несколько твоих песен стали узнаваемыми церковными гимнами, а не просто хитами? Ты ведь когда писал, не думал, что они будут иметь такое значение?
Я не думал, что они такими станут. Когда писал «Я буду славить», я был в Америке. Семьи не было рядом, мне было грустно и одиноко. И тогда я ее и написал. Сегодня эта песня переведена на польский язык и на азербайджанский, она есть и на украинском. Не все знают, что это моя песня, но поют ее на церковных собраниях. Мелодия простая, узнаваемая, запоминающаяся. Я хотел просто написать зажигательную христианскую песню, а получился гимн.
«Когда-нибудь» — мой самый удачный альбом. Самый мой любимый альбом, потому что он проникновенный и принес много плодов. Я получал письма от людей, которые находились в глубокой депрессии, и, послушав этот альбом, изменяли свою жизнь и приходили к Богу. Цифр я не помню, но свидетельств было много. Этот альбом для меня очень дорог. У каждого музыканта есть своя визитная карточка. У меня это «Я буду славить Господа Христа». Одних музыкантов помнят по их песням, других только по их скандалам.
Беседовал Станислав Сорочинский
