Род Дрехер: «Я пытался понять, что сказать о новом исследовании, показавшем, что за последние 40 лет количество спермы у мужчин на Западе сократилось на половину. Наша способность производить жизнь естественным образом истощается. У мужчин не-западного происхождения подобных результатов обнаружено не было, однако, среди них не так часто проводились исследования. Поэтому мы не знаем, что происходит в этом плане на общемировом уровне, а также понятия не имеем, почему это происходит на Западе».
Теперь переходим к самой важной теме дня:
По сообщению журнала Technology Review, команда исследователей из Портленда, штат Орегон совершила первую известную в Соединенных Штатах попытку создать генетически модифицированные человеческие эмбрионы.
В ходе этой попытки команда под руководством Шукрата Миталипова (Shoukhrat Mitalipov) из Университета науки и здоровья штата Орегон изменила ДНК большого количества одноклеточных эмбрионов с помощью техники редактирования геномов CRISPR.
До сих пор американские ученые со смесью восхищения, зависти и тревоги наблюдали за тем, как их коллеги в других странах впервые попытались исследовать эту противоречивую технологию. На сегодняшний день, три предыдущих опыта с изменением человеческих эмбрионов были осуществлены учеными из Китая.
Миталипов перешел на новый уровень как по количеству эмбрионов, над которыми был проведен этот эксперимент, так и по демонстрации возможности безопасно и эффективно исправить дефективные гены, которые несут наследственные заболевания.
Хотя ни одному из этих эмбрионов не позволили развиваться более нескольких дней — не говоря уже о намерении имплантировать их в матку — этот эксперимент стал знаменательным шагом в направлении неизбежного дальнейшего появления первых генетически модифицированных людей.
Нельзя создать технологию, которая искореняет наследственные заболевания, не создав при этом технологию, которая открывает путь для дизайнерских детей.
Человек, знакомый с этим исследованием, сказал, что для эксперимента были использованы «многие десятки» искусственно оплодотворенных человеческих эмбрионов, созданные с помощью донорской спермы мужчин-носителей мутационных генов наследственных заболеваний. На данной стадии эмбрионы представляли собой крошечные комки клеток, невидимые для невооруженного глаза.
На этом моменте следует напомнить читателям, верящим, что жизнь начинается при зачатии: это означает, что «многие десятки» человеческих существ были убиты ради данного эксперимента. Однако если вы принимаете мораль ЭКО, у вас не должно возникать проблем с убийством невинных жизней до тех пор, пока полученные результаты того стоят.
Вы знаете, что спецслужбы США считают технологию CRISPR угрозой в качестве оружия массового поражения?
Это так:
Клэппер (Clapper) не раскрыл никакого определенного сценария биологического оружия, однако ученые ранее уже задумывались о том, можно ли использовать технологию CRISPR для создания «москитов-убийц» – чумы, которая сможет уничтожить ведущие сельскохозяйственные культуры, или даже вируса, который будет способен воздействовать на человеческую ДНК.
«Биотехнологии, даже больше чем остальные сферы, имеют огромный потенциал принести человечеству пользу, однако в них также содержится угроза злоупотребления», – заявил Дениэл Герстейн (Daniel Gerstein), старший политический аналитик RAND и бывший заместитель секретаря департамента национальной безопасности. – «Мы обеспокоены тем, что люди могут разработать какой-нибудь патоген с устойчивыми характеристиками, однако еще больше нас волнует вероятность его неправильного использования. Может произойти ЧП с модификацией генов, которое принесет катастрофические последствия, поскольку геном является самой сутью жизни».
Я уверен, что многие люди согласятся на то, чтобы ученые исправили гены у их нерожденного ребенка, чтобы не передать ему страшное заболевание.
Однако где нужно поставить границу?
Если бы на стадии эмбрионального развития было возможно определить гены, контролирующие сексуальную ориентацию ребенка, захотели бы вы их изменить в ту или иную сторону?
Если бы стало возможно определить ген, отвечающий за ожирение, модифицировали бы вы его в пользу своего дитя?
А как насчет гена, регулирующего способность гневаться? Хотели бы вы, чтобы ваш ребенок был более способным? Или вы боитесь, что ваш сын или ваша дочь могут вырасти слишком послушными?
Наверное, вы уже поняли куда я клоню. Если технология позволяет это сделать, где бы вы остановились? Где всем бы следовало поставить эту границу?
Признаюсь, если бы врач сказал, что у ребенка, которого носит моя беременная жена, есть ген рака легких или какого-нибудь другого ужасного заболевания, мне было бы весьма тяжело принять решение не менять этот ген. Если бы мы его не исправили, то испытывали огромные угрызения совести по отношению к будущим страданиям нашего ребенка. При этом, если бы мы его исправили, то на каком моральном основании мы могли бы сказать другой паре, что ей нельзя изменять ген их ребенка, отвечающий за ожирение или за какую-то другую характеристику, связанную с некими проблемами?
Мы вообще не способны ответственно подойти к использованию этой технологии. Но теперь уже ничего не сделаешь.
Поэтому, вдобавок к социально спроектированному упадку традиционной семьи мы добились еще искоренения естественной связи между биологией и полом, упадка естественной рождаемости, и прихода способности контролировать человеческий геном. Ах, да, одновременно человечество спровоцировало окружающую среду на глобальное потепление. Похоже на проклятье, вам так не кажется?
Росс Дутат (Ross Douthat), в своей статье в 2006 году очень точно это выразил: «Картина еще больше осложнена тем фактом, что поскольку консерватизм в действительности существует только для того, чтобы говорить «нет» на все, чего просит либерализм, он вступает практически во все битвы на поле своего противника и редко доходит до того, чтобы выразить связный набор своих собственных ценностей. Либерализм следует за наукой и прогрессом – и в конечном счете за бессмертием – их настоящей целью, о которой редко кто смеет говорить, тогда как консерваторы…имеют набор целей, которые зачастую противоречат одна другой. Неоконсерваторы хотят вернуться к эре Нового Договора, аналитики из Института Клермонта хотят воскресить дух Основателей, джексонианцы хотят спасти американский национализм от последователей единого мира и пост-патриотов, сторонники аграрных реформ жаждут потерянной джефферсоновской или честертонской идилии. Некоторые консерваторы думают, что либерализм как политическая философия может существовать отдельно от либерализма как бэконсовского проекта, и что модернизм можно спасти от его утопических искушений, другие же присоединяются к Аласдэру МакИнтиру (Alasdair MacIntyre), думая, что уже слишком поздно: нам следует разойтись по своим домам и монастырям и подготовиться к тому, чтобы сохранить вечные ценности в этом Темном Веке.
Либералы, с другой стороны, мечтают о том же, даже если они не согласны с тем, как к этому прийти. Это мечта Томаса Фридмана и Карла Маркса, старая, как Вавилон, и юная, как корейская волна. Она была нашептана нам в Эдеме, и ее шепчут нам и сегодня: вы будете как боги. И еще ни одна консервативная мечта, за 400 лет от Френсиса Бэкона до сего дня, так и не смогла устоять у нее на пути.
Текст и фото: The American Conservative
